1941: неизбежный реванш СССР - Страница 81

А вот тут и начинаются вопросы и проблемы… Начнем с того, что разработчики оперативного плана и плана обороны границы почему-то считали, что обе стороны в первый момент развернут боевые действия лишь частью сил и что для завершения развертывания главных сил Красной армии, как и главных сил противника, потребуется не менее двух недель. А за это, мол, время армии прикрытия сумеют отразить первый удар врага.

Далее прямо цитирую монографию «Начальный период войны»:

«В случае, если бы войскам первого стратегического эшелона удалось не только отразить первый удар врага, а и перенести боевые действия на его территорию еще до развертывания главных сил, второй стратегический эшелон (его рубежом развертывания намечался Днепр) должен был нарастить усилия первого эшелона и развивать ответный удар в соответствии с общим стратегическим замыслом».

И вот этот удивительный даже по тем временам взгляд советского Генштаба на возможное развитие ситуации сразу программировал очень непростое положение для сил прикрытия в случае начала войны. И очень сложно понять – как могли так безответственно мыслить два подряд начальника Генштаба РККА, то есть генерал армии Мерецков до января 1941 года и генерал армии Жуков с января 1941 года?

Еще можно объяснить их расчет на то, что советские соединения будут развертываться не в одночасье, а в течение полумесяца, и в этот период вся тяжесть обороны в приграничном сражении ляжет на армии прикрытия. В разработке этой части «сценария» надо было думать только за себя, за «красную» сторону.

Но в той части «сценария», где рассматривались возможные действия «синей», так сказать, стороны, то есть – немцев, мыслить-то надо было за противника!

За противника!

Но как после стремительных польской 1939 года и французской 1940 года кампаний вермахта, успешных для немцев в том числе и за счет немедленного ввода в дело основных ударных сил, Мерецков, Жуков и подчиненный им Генеральный штаб РККА могли допускать вариант постепенного и неспешного развертывания Гитлером основных сил вторжения? Вот уж это понять не то что сложно, но просто невозможно. Не надо было иметь на паре петлиц десять генеральских звезд и быть генералом армии, чтобы понимать, что немцы ударят сразу всей массой войск.

Я не допускаю мысли о прямом предательстве Тимошенко и Жукова, да и Мерецкова – тоже (хотя с последним и «темна вода в облацех»), однако подобные взгляды профессиональных военных на возможные действия противника проще всего объяснить прямой изменой. Ведь они были обязаны знать и изучить реальный стиль действий Германии в уже идущей мировой войне. Но вот же – не изучили.

Или – «не изучили»?

Так или иначе, здесь уместно говорить о преступной безответственности и верхоглядстве Генштаба РККА, наркомата обороны СССР и их руководителей накануне большой войны. Причем говорить надо о преступном небрежении именно военных, а не Сталина. Ведь здесь речь – о профессиональных проблемах стратегического полководческого планирования, к которым Сталин в то время прямого касательства не имел и не обязан был иметь. На этом, как правило, упускаемом из виду моменте стоит немного остановиться…

После чистки армии в 1937–1938 годах Сталин, конечно, был обеспокоен, не снизился ли командный уровень РККА. В 1935 году на одном из первых заседаний Военного совета при наркоме обороны СССР военные просили наркома Ворошилова поставить вопрос перед ЦК о разрешении высшему командованию РККА хотя бы в полевые поездки летать самолетами, но Ворошилов, даже не адресуясь к ЦК и Сталину, жестко запретил это. А мотивировал запрет высоким уровнем аварийности в ВВС. «Вот ликвидируете аварийность, тогда и летайте» – таков был смысл ответа Ворошилова.

При этом много высших командиров РККА, о личной безопасности которых так заботился Сталин в 1935 году, в течение 1937 и 1938 годов были арестованы и после следствия расстреляны. Уже эта коллизия 1935–1938 года доказывает, что репрессии были объективно вынужденной мерой. Если бы Сталин хотел устранить «конкурентов», достаточно было бы разрешить Тухачевскому с Якиром и прочими летать в войска и обратно в Москву самолетами. Глядишь, и не было бы нужды в арестах. Но причиной арестов 1937 года стал реальный заговор, о котором в 1935 году никаких сведений у Сталина еще не было.

В целом «чистки» 1937 года командный уровень Красной армии скорее подняли – как шутят англосаксы, удачный бомбовый удар врага по высшему штабу резко повышает боеспособность своих собственных войск. Но Сталин не мог не беспокоиться: каков же истинный командный потенциал армии?

Первая относительно серьезная проба сил после 1937 года пришлась на Халхин-Гол, на лето 1939 года. Это был, конечно, всего лишь локальный конфликт, – но самый крупный со времен Гражданской войны. В целом РККА показала себя тогда неплохо, и даже накладки осеннего освободительного похода в Западную Украину и Западную Белоруссию особых тревог не вызывали.

Тревожный звонок раздался в конце того же 1939 года, когда начались неожиданные неудачи РККА в «финской» войне. Это была тоже локальная, но все же уже война. И она для нас сразу же «не задалась». Причем не столько из-за бойцов, сколько как раз из-за командиров. Однако низкий уровень организации военных действий объяснялся не отсутствием компетентных кадров после «чисток», а тем, что мирное время выдвигает в армии вперед чаще всего не самых лучших. Уже потом реальная война быстро расставляет все и всех на свои места, показывая, кто чего стоит на самом деле.

Так что провалы в «финской» войне быстро сменились успехами, и это отнюдь не было не замечено умными людьми на Западе. Например, военный обозреватель «Таймс» способность Красной армии к обновлению оценил очень высоко.