1941: неизбежный реванш СССР - Страница 46

Есть такое понятие: моторесурс – количество часов, которые танковый двигатель может проработать без капитального ремонта. Среди наших танков максимальный моторесурс был у Т-26 выпуска середины 30-х годов – около 250 часов. У остальных – меньше. После выработки ресурса двигатель нуждался в капитальном ремонте. Обеспеченность ремонтными средствами мы уже знаем, рабочими-ремонтниками – нет, но дефицит квалифицированных рабочих в СССР был куда больше, чем дефицит десятиклассников, подходящих для офицерских курсов. Кстати, именно поэтому, а не из вредительства Генеральный штаб не разрешал проводить на новых машинах боевую учебу экипажей. У первых «тридцатьчетверок» моторесурс составлял всего 50 часов. И что прикажете делать? Учить танкистов – останешься без танков, не учить танкистов – окажешься без танковых войск…

С вооружением тоже было далеко не все в порядке. В танковых частях 9-го, 19-го, 22-го мехкорпусов не хватало около 50 % ручных пулеметов, 40 % автоматов. В мотострелковом полку 37-й танковой дивизии 600 человек не имели оружия вообще. Не хватало зенитных орудий и снарядов к ним, машин для подвозки снарядов, тракторов для перевозки пушек. Танки имели малый моторесурс и были сильно изношены. На ремонтных базах округа дожидались своей очереди около 300 машин.

Как вы думаете, сколько продержатся такие танковые войска даже и не против самой сильной армии мира? В лучшем случае, до выработки моторесурса…

С артиллерией дело обстояло примерно так же: большое количество пушек, минометов, достаточно снарядов, но: «слабым местом артиллерии… было обеспечение ее частей средствами механической тяги… Войскам округа недоставало 2500 тракторов, 8750 автомобилей, 4800 мотоциклов, 3600 прицепов…»

Что касается авиации – то здесь картина была печальной по-своему. По количеству самолетов наша авиация во много раз превосходила немецкую, да и летчики были подготовлены. Однако когда речь зашла о господстве в небе, сыграли свою роль совсем иные факторы.

«Связь штаба ВВС округа с авиадивизиями и дивизий с аэродромами поддерживалась в основном проводными средствами, радиостанций в частях было очень мало (а как же связь машин с аэродромом и между собой? – Е. П.). Не были разрешены вопросы маскировки аэродромов и находящихся там самолетов. Эти мероприятия в округе начались только 21 июня 1941 г. и свелись к рассредоточению самолетов поэскадрильно в разных местах аэродромов.

Организация противовоздушной обороны аэродромов находилась в запущенном состоянии, что объяснялось не только отсутствием необходимых маскировочных средств и нехваткой средств ПВО, но и недостаточным вниманием со стороны командования полков, дивизий, ВВС округа…

К этому можно добавить, что к 22 июня 1941 г. 43 % командиров всех степеней ВВС КОВО находились на занимаемых должностях менее полугода, 55 % – менее года, свыше 91 % командиров авиационных соединений находились на своих должностях менее 6 месяцев, что, несомненно, сказалось на руководстве авиационными частями в ходе начавшихся вскоре боевых действий».

И вот еще повесть из печальнейших на свете – о связи.

Наркомату связи в СССР вообще не везло. С 1932 года по 1936-й там трудился бывший предсовнаркома Рыков, юрист по образованию и революционер по биографии, но не связист. Затем в наркомовском кабинете отметилась череда смещенных со своих постов «силовиков» – бывший наркомвнудел Ягода, бывший начальник вооружений РККА Халепский (кстати, именно он порекомендовал купить для производства в СССР «Виккерс шеститонный»), бывший начальник ГУЛАГа Берман. И лишь в 1939 году в главном кресле наркомата появился специалист – военный связист Пересыпкин, но время было уже безнадежно упущено. Результатом этих кадровых игр стало общее отставание связного дела в Советском Союзе и, как следствие, отставание армейской связи.

«Связь штаба округа, армий, соединений и частей КОВО базировалась, в основном, на постоянных телефонных и телеграфных линиях Наркомата связи СССР, что не обеспечивало полной секретности переговоров».

Это, во-первых. А во-вторых, накануне войны через границу отправились сотни немецких диверсантов – резать провода, так что советские войска довольно быстро оказались почти без проводной связи. Оставалось полагаться лишь на рации. Но части округа были укомплектованы ими, в лучшем случае, на 50–60 %.

«Так, в штабе 15-го механизированного корпуса имелись только две радиостанции вместо положенных по штату восьми.

Небольшое количество радиостанций… находившихся на вооружении механизированных корпусов, были маломощными, коротковолновыми. Например, дальность действия 5АК не превышала 25 км, и то при работе на месте. В мехкорпусах имелось небольшое количество радиофицированных танков (! – Е.П.), но они были распределены неравномерно между частями…»

Естественно, все прочие недостатки, отмеченные в «Акте приема-передачи», тоже никуда не делись.

И вот скажите: зная все вышеизложенное, возникают ли еще вопросы, почему все сложилось так, как сложилось? Лично у меня вопрос совсем иной: как мы выиграть-то сумели?

Но это уже совсем другая история.

Заключение

И вот теперь, зная то, что мы уже знаем, давайте поговорим о лете 1941 года. Был ли дебют войны, при всей его трагичности, неудачным для Советского Союза?

Нападение Германии на СССР почему-то считают авантюрой. Что-то непонятное случилось с Гитлером: до тех пор это был трезвый и осторожный политик и вдруг, очертя голову, пустился в совершенно безумное предприятие. Но так ли оно было безумно, как кажется теперь? Может быть, мы чего-то не учитываем?